Милая Франция, давно ли царил мир в твоих пределах? Давно ли кровавым было только солнце, на закате освещающее твои фермы, и фруктовые сады, и виноградники, завершающее один прекрасный и тихий день и суля следующий – такой же?

Прекрасная Франция, страна доблестных рыцарей и галантных кавалеров, почему теперь на нашей же земле попирают нашу гордость?

Неприятель наш сражается так, словно в него вселился сам дьявол. Жестокость англичан не знает пределов, и их свирепые атаки не прекращаются даже тогда, когда их король через посланцев передает им приказ остановить военные действия. Люто предают они огню все города и деревни, через которые лежит их путь. Простой люд от страху сам сдается проклятым англичанам, забывая о чести своего сюзерена; горожане без боя открывают им ворота.

Но хуже того – нашими противниками попраны все благородные правила, столетиями признаваемые всеми вокруг как единственно верные. Когда позволено стало брать рыцарей в плен, не победив их в схватке, будто благородные сеньоры думают только о самих выкупах, а не о чести их завоевать? Когда узаконилось разорение владений, грабежи, мародерство и насилие над нашими дамами? И, наконец, с каких пор крестьянам – а кто такие большинство Эдуардовых вояк, если не обыкновенные крестьяне, – возможно стало безнаказанно убивать дворян?

Враг ступил на нашу землю, полученную издревле и за заслуги, враг топчет ее своими тяжелыми башмаками, враг предает ее огню и разорению. Враг этот выступает не только против нас, но против самых законов нашей жизни; вся блестящая знать Англии превратилась в чернь, забывшую о чести дворянина, в обыкновенных солдат, и словно ждет от нас в ответ того же. Видит Бог, этому не бывать!

Сюзерен наш, король Иоанн, – добрый государь и бесстрашный воин, такой, в котором нуждается сейчас рыцарственная Франция. Войска пылают нетерпением и отвагой и желают отомстить вероломному английскому королю. Мы молим Господа, чтобы Он наконец послал нам удачу и победу.

Но к чему слова? Оседлаем лучше коней и раздавим эту горстку жалких мародеров, осмелившихся опустошить наши прекрасные владения. Если хоть один из них уйдет отсюда живым, – разве что нашим пленным, – стыд нам и позор! Ибо разве не французские рыцари были всегда примером чести и отваги, предпочитая скорее умереть, нежели облечь себя стыдом поражения? Не в нас ли течет кровь Роланда, и Оливье, и храброго графа Жерье, и Готье де л'Она? Не про нас ли спел некогда Турольд:

Французский край, твои сыны – отважней всех народов!